Главная / Регионы / Мнение экспертов о реформе образования, которая идет сегодня в России. Опубликовано в общественно-политическом журнале Совета Федерации РФ «Российская Федерация сегодня», № 16 2004 года (август)..

Мнение экспертов о реформе образования, которая идет сегодня в России. Опубликовано в общественно-политическом журнале Совета Федерации РФ «Российская Федерация сегодня», № 16 2004 года (август)..

«РФ СЕГОДНЯ», № 16, 2004 год

ЕЩЕ ОДНА СТРАШНАЯ УТОПИЯ РЕФОРМАТОРОВ

Сергей КАРА-МУРЗА, политолог

НЫНЕШНЯЯ РЕФОРМА В РОССИИ задумана как смена типа цивилизации. Иными словами, как самая глубокая, какая только возможна в обществе — типа протестантской Реформации, заложившей основы современного Запада. По тому потрясению, которое означает такая революция для России, она оставила далеко позади Октябрьскую революцию. Сейчас, когда первый натиск захлебнулся, нанеся стране тяжелые раны и контузии, об этих замыслах говорят меньше. Но они вовсе не отменены, просто переделка несущих конструкций исторической России идет с меньшим шумом.

При советском строе сложилось определенное жизнеустройство, лежащее на исторической траектории развития России как цивилизации. Споры о том, как назвать это жизнеустройство и было ли оно социализмом, являются настолько схоластическими и бессмысленными, что иной раз кажутся плодом глупости или идеологической диверсии. Факт, что в советском строе жизни были устранены важнейшие источники массовых страданий — безработица, бедность, голод и холод, тяжелые социальные болезни и беззащитность. Это было, с точки зрения поколений, испытавших эти страдания на опыте, таким благом, что они были готовы за него беззаветно трудиться и воевать, что и показала война. Одна из главных ценностей, которую советский строй дал всем социальным группам и всем народам, — доступ к образованию очень высокого качества. Ибо в современном мире образование — фундаментальное жизненное благо.

Школа — именно тот общественный институт, который осуществляет передачу важнейших кодов и символов цивилизации следующему поколению. Всякие реформы школы, ее уклада, ее программ должны делаться чрезвычайно осторожно. Для общества, как и для любого организма, защита его “генетического аппарата” — одно из главных условий продолжения рода. Конечно, внешние условия изменяются, мы развиваемся, но массивные мутации, поломки “генетического аппарата”, прерывают цепь времен, производят разрыв поколений, который может стать фатальным для судьбы народа. Но для достижения своих целей реформаторы должны были сломать нашу школу как носитель генетического кода. Сломать — и создать новую, которая бы фабриковала человека иной цивилизации. Поскольку за образец в реформе взят Запад, разрушение нашей школы ведется под лозунгами перехода к западной модели.

Чем же не угодила наша школа? Года два назад министр Владимир Филиппов сказал, что реформа необходима потому, что наша школа отстала от школ “цивилизованных стран”. Что это значит? Люди думают, что “отсталая” школа — это когда подросток выходит необразованным и не умеющим думать. Но ведь по этим показателям советская школа была намного лучше западной.

По официальным данным, в 1982 году на всех международных конкурсах советские школьники заняли первые места. В 1995 году РФ сошла на 8—9-е места. Теперь, по данным экспертизы ЮНЕСКО, проводившейся в 65 странах мира, РФ скатилась на 50—55-е места и оказалась по качеству образования в середине третьей — худшей — группы обследованных стран (“Школьное обозрение”, 1999, № 4). Но даже сегодня российская школа, хотя ее почти задушили, для основной массы школьников лучше западной — это подтверждают международные сравнения и те наши люди, которым пришлось преподавать в западных университетах. Пока что выпускник нашей средней школы гораздо более развит, широко образован и сообразителен, чем средний первокурсник западных вузов. Зачем же надо переделывать нашу школу на манер американской?

Министр В. Филиппов сказал: “Изменяющееся российское общество требует адекватных изменений и от системы образования — нельзя консервировать то, что когда-то было лучшим в мире”. Это — чудовищное по своей откровенности заявление. Мы имели школу действительно лучшую в мире — и нам запрещают ее сохранять! Мол, изменения российского общества таковы, что ему такая школа не нужна. Потому-то и хотят ее переделать, что наша школа слишком хорошо учит детей. Не нужно это рынку. А отстала она от США именно в фабрикации такого человека, какой нужен рынку. Реформа школы необходима, чтобы привести российских детей в соответствие с западными стандартами “человека массы”. Не превратить народ в “массу”, если резко не понизить уровень образования.

Сегодня реформаторы быстро снижают этот уровень, “принижают” молодежь. В 2001 году в Фонде Горбачева прошел “круглый стол” с разработчиками программы школьной реформы. Их главное заклинание — школа должна отвечать требованиям постиндустриального общества. Что это значит? Один “реформатор” объяснил, что в таком обществе производства почти не будет, а в сфере обслуживания не нужно знать про “амфотерные гидроксиды” и т. п. Его спрашивают, как же при таком образовании восстановить промышленность? А зачем, ответил этот господин, все равно русские не будут конкурентоспособны, нечего и стараться.

Вот шаги реформы. По совокупному “индексу человеческого развития”, принятому ООН, СССР в 1970 году занимал 20-е место в мире. На начало 1995 года Россия (уже без республик Азии) находилась во второй сотне государств — в бедной части стран третьего мира. Микроперепись 1994 года показала: лиц “с начальным образованием и не имеющих такового” в возрасте 20—24 лет было в России 0,8 процента, а в возрасте 15—19 лет — уже 9 процентов (“СОЦИС”, 1996, 12, с. 69). В жизнь входит постсоветское поколение.

Что же главное надо выделить в школьной реформе? Прежде всего целенаправленное разделение народа на два несовместимых, в перспективе антагонистических класса, увековечение бедности большинства. Важным результатом реформы уже стало в бедной части населения снижение квалификации работников и быстрое нарастание малограмотности и неграмотности. По данным Минобороны, до 25 процентов призывников из сельской местности оказываются фактически неграмотными, а в 1997 году полностью неграмотным был каждый десятый призывник в Сибири.

Ликвидация права на равный доступ к образованию независимо от доходов на первом же этапе реформы создала порочный круг, не дающий молодежи вырваться из бедности. Видный социолог В. Шубкин говорил на международном симпозиуме: “Все более усиливается беспросветность в оценках молодежи. Этому в немалой степени способствует и дифференциация в системе образования, ибо плюрализм образования ведет к тому, что в наших условиях лишь богатые получают право на качественное образование. Бедные сегодня уже такого права не имеют”.

При этом власть не думает менять эту ситуацию. Она ограничивается констатацией фактов. В Послании Федеральному Собранию Владимир Путин сказал: “Одна из самых серьезных проблем — это недоступность качественного образования для малоимущих. Обучение сопровождается дополнительными платежами, которые не каждый может себе позволить. Сокращение общежитий, маленькие стипендии не позволяют детям из малообеспеченных семей — особенно из отдаленных городов и сел — получить качественное образование”.

Как это понимать? Президент подтверждает недоступность нормального образования для большой части населения, которую превратили в бедняков. Это — результат реформы, главных принципов которой власть менять не собирается. В чем же тогда заключается “борьба с бедностью”? В. Путин высказал там же философскую истину: “Доступность услуг образования и здравоохранения, возможность приобрести жилье помогут нам смягчить проблему бедности”. Так ведь этой доступности и не предполагается дать обедневшим людям!

Вот первая угроза стране и народу, к которой мы не готовы — миллионы молодых людей лишены возможности получить современное образование, и в нашем обществе появляется новый социальный тип, поведение которого мы пока даже не можем прогнозировать. В первую очередь “реформа” выбивает из школы детей из той части народа, что впала в крайнюю бедность — беженцев, безработных. Семьи распадаются, родители спиваются или попадают в тюрьму, дети вынуждены идти на заработки или прибиваться к бандам.

Этот результат реформы — предпосылка к “молекулярной” гражданской войне в городах РФ, к разлитому внизу насилию без смысла и идеологии. В лоне культуры и цивилизации мог оставаться, даже будучи неграмотным, крестьянин, хотя и он страдал от этого все сильнее. Его отлучение от образования — одна из причин поворота крестьянства к революции (вот что напомнил учитель из Пензы: по данным переписи 1897 года, в Пензенской губернии доля грамотных составляла среди мужчин 23,7 процента, а среди женщин 6,3 процента). Но возвращаться в неграмотность городской человек не может — он разрушается как личность.

Вторая угроза — резкое снижение качества образования детей из благополучной части общества. Это — неизбежное следствие отказа от программных принципов российской школы. То, что на Первом съезде работников просвещения в 1918 году учителя приняли выстраданное русской культурой решение о создании в России единой общеобразовательной школы и обязательном обучении, на целый исторический период укрепило нашу страну и материально, и духовно. Школа университетского типа — для всех детей! И эти дети сделали Россию второй индустриальной державой.

Это благо мы не сумели использовать — и возвращается к нам неграмотность подростков, выброшенных из школы, и тупая полуграмотность тех, кому хозяева определят учиться в “школе для массы”, “школе второго коридора”. Академик В. Арнольд в статье “О состоянии образования в различных странах мира” писал: “Американские исследователи-образованиеведы выяснили, что разделить 1 1/4 на 1/2 могут лишь лучшие из учителей арифметики в их средних школах (число этих “лучших” учителей составляет всего 1 процент от числа всех). Представители фирмы “Боинг” из Сиэтла, приезжавшие недавно в Москву, рассказывали, что не могли бы поддерживать высокий технический уровень своих разработок без помощи иностранцев, подготовленных лучше, чем американские школьники, — японцев, китайцев и русских, которых в школах до сих пор продолжают учить как основам фундаментальных наук, так и умению думать и решать нетривиальные задачи. Но фирма опасается, что американизация обучения вскоре ликвидирует и этот источник кадров, и хотела бы помочь сохранить в России высокий уровень школьного образования”.

Реформаторы спешат, действуют лихорадочно. В 2004 году уже 3/4 выпускников российских школ сдавали Единый государственный экзамен — скопированную по американским образцам методику ответа на формальные тесты. Это кардинально изменит сам тип программ обучения и тип мышления школьников — отучит их рассуждать. Тех, кто мог сравнивать нашу школу с западными, где давно перешли на такой экзамен, потрясала именно невероятная эффективность этого метода в оглуплении детей. Невозможно поверить, пока этого сам не увидишь. Принятый в нашей школе экзамен в форме диалога — и в письменной форме, и в разговоре школьника с комиссией — был нашим национальным достоянием. В статье “Антинаучная революция и математика” В. Арнольд пишет: “Особенно опасна тенденция изгнания всех доказательств из школьного обучения…. Тот, кто в школе не научился искусству доказательства, не способен отличить правильное рассуждение от неправильного. Такими людьми легко манипулировать безответственным политикам. Результатом могут стать массовый гипноз и социальные потрясения”.

Власть осталась глуха к протестам видных представителей интеллигенции против введения ЕГЭ. Мэр Москвы Юрий Лужков выразился резко: “Введя тестирование, мы заменяем принципом угадывания принцип проверки знаний. ЕГЭ напоминает наперстки на вокзале. Но если на вокзале мы теряем лишь деньги, то здесь — молодое поколение”. Введение ЕГЭ завершит социальное расслоение внутри школы. ЕГЭ разделяет детей по двум “коридорам” вне зависимости от знаний и способностей. Хорошие ответы на тесты обеспечены тем, кто оплатит дорогого репетитора, даст достаточную взятку и купит ребенку хороший пейджер для получения подсказок.

Наконец, третья угроза — утрата даже небольшой элиты хорошо образованных молодых людей, хотя бы из богатого меньшинства. Попытка создать в России анклавы элитарного образования, доступного только для обеспеченных слоев населения, обречена на неудачу. Система образования – единое целое, и она сегодня подвергается тотальному разрушению. Как ни парадоксально, катастрофу оглупления молодежи мы будем переживать солидарно, как народ.

ПРАВИТЕЛЬСТВО ПРОТИВ ОБРАЗОВАНИЯ?

Олег СМОЛИН, первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию и науке, доктор философских наук, член-корреспондент Российской академии образования

На протяжении уже почти 12 лет действует Закон “Об образовании”. В его основе — социально-либеральная концепция, ориентированная на две группы ценностей: свободу и социальную защиту участников образовательного процесса.

ПРИНЯТИЕ после двукратного преодоления вето Президента Б. Ельцина второй редакции Закона “Об образовании” стало вершиной образовательного законодательства, а затем кривая достижений медленно пошла вниз — борьба между демократическим (социальным) и элитарным направлениями в образовательной политике шла с переменным успехом. Но в данный момент страна явно переживает перелом, которого добились сторонники элитарного направления.

Весной 2004-го обозначились две реальные угрозы разрушения фундамента образовательного законодательства:

1) блок законопроектов группы И. Шувалова, Я. Кузьминова, Л. Якобсона;

2) законопроект “О внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием федеральных законов “О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон “Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации” и “Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации”, внесенный Правительством РФ в Государственную Думу.

Назовем лишь наиболее важные из этих предложений.

Объективности ради стоит сказать, что, во-первых, законопроекты группы Шувалова в настоящее время еще не рассмотрены Правительством, а, во-вторых, среди них есть такие, которые при определенной юридико-технической доработке могут стать приемлемыми для образовательного сообщества и даже принести образованию известную пользу. Так, заслуживает безусловной поддержки предложение вне конкурса принимать на бюджетные учебные места “контрактников”, отслуживших в армии установленный срок, и создавать для них специальные подготовительные отделения. Это не только повысит престиж армии, но и уменьшит неравенство возможностей в сфере образования: не секрет, что современная Российская армия по преимуществу “рабоче-крестьянская”.

В общем позитивно может быть оценен и законопроект, предоставляющий право заниматься деятельностью в сфере дополнительного образования необразовательным организациям при условии создания ими специальных образовательных подразделений и получения соответствующей лицензии. Это можно рассматривать как шаг (хотя и достаточно маленький) в направлении реализации известного лозунга ЮНЕСКО “Образование через всю жизнь”.

Однако в целом в названных законопроектах, безусловно, преобладает элитарное направление. Вот лишь три тому примера в порядке возрастания ожидаемого негатива.

Пример первый – “двухуровневая” система высшего профессионального образования по принципу “усеченного конуса”. Согласно соответствующему законопроекту, в отличие от закона действующего, такая система, предполагающая бакалавриат и магистратуру, не просто вводится, как в свое время кукуруза “от Москвы до самых до окраин”, но после бакалавриата должен проводиться новый конкурс и соответственно отсев студентов. В результате диплом специалиста получат не более 40 процентов, а диплом магистра – не более 30 процентов из числа закончивших первую ступень. Если учесть, что бакалавры уже испытывают в настоящее время серьезные проблемы с трудоустройством, предлагаемая “новелла” явно уменьшает “стартовые возможности” значительной части молодежи и идет вразрез с задачами формирования “общества знаний”.

Пример второй – введение образовательных ваучеров.

Идея введения образовательных ваучеров занимала ключевое место в правительственной стратегии реформирования образования начиная с 1992 года. На рубеже веков эта идея была возрождена в более мягкой форме концепции государственного именного финансового обязательства (ГИФО), которое отличается от обычного ваучера, во-первых, персональным характером, а во-вторых, неодинаковыми размерами денежного эквивалента, который увязан с результатами единого государственного экзамена (ЕГЭ).

На взгляд автора, заложенная в законопроекты идея ГИФО приведет к отрицательным образовательным результатам по следующим причинам.

Первое. Отсутствие мирового опыта. Как известно, эксперименты по введению системы образовательных ваучеров проводились в ряде штатов США, однако исключительно в области общего образования, но не в высших учебных заведениях. Экспериментировать же с финансами при их остром дефиците, причем впервые в мире, крайне опасно.

Второе. Прямая угроза сокращения числа бесплатных для граждан учебных мест. Возможность такого сокращения содержит в себе уже концепция единого экзамена, однако при ее связке с концепцией ГИФО эта возможность с большой вероятностью превращается в действительность. Учитывая, что доля “бюджетных студентов” среди лиц, получающих образование в различной форме (очной, очно-заочной, заочной), неодинакова, одна из возможных схем уменьшения ответственности государства за реализацию прав граждан на высшее образование состоит в том, чтобы обеспечивать посредством ГИФО обучение по очно-заочной и заочной формам в большей мере, чем по очной.

Третье. Рост неравенства прав в области образования. Очевидно, что при более или менее одинаковых природных задатках результаты ЕГЭ в среднем окажутся выше у детей из семей с высокими доходами. Именно такие семьи имеют возможности:

— отдавать детей в школы с программами повышенной сложности или с высококвалифицированным педагогическим коллективом и “софинансировать” их обучение;

— нанимать квалифицированных репетиторов для подготовки к единому экзамену;

— находить “знакомства” в комиссиях, принимающих ЕГЭ.

Все эти факторы действуют и при существующей системе, однако ГИФО способно увеличить неравенство в связи с предполагаемым сокращением общего числа бесплатных учебных мест и жесткой увязкой оплаты за обучение с результатами ЕГЭ. В итоге дети из семей с высокими доходами в большинстве своем будут учиться бесплатно или “малоплатно”, тогда как большинству семей с низкими доходами придется либо платить за образование своих детей, либо отказаться давать им высшее образование.

Пример третий – изменение статуса учреждений на некоммерческие образовательные организации. С упорством, достойным лучшего применения, Правительство не хочет услышать голос образовательного сообщества, которое в абсолютном своем большинстве прекрасно понимает, что названное выше изменение породит вполне определенный негатив. Статья 43 действующей Конституции, как бы плохо написана она ни была, гарантирует определенные права гражданам, обучающимся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях и на предприятиях, но ничего не гарантирует тем, кто будет учиться в специализированных некоммерческих организациях. Другими словами, речь фактически идет о попытке отмены конституционных гарантий одного из главных прав человека.

Совершенно очевидно, что подлинная причина предложенных Правительством “нововведений” – желание экономических правых радикалов еще более освободить государство от социальной ответственности за своих граждан, а тем самым – еще больше уменьшить налоговую нагрузку для большого бизнеса, включая так называемых олигархов.

400-страничным (с приложениями 600-страничным) правительственным законопроектом предлагается, в частности, отменить федеральные законы “О компенсационных выплатах на питание обучающихся в государственных, муниципальных образовательных учреждениях, в учреждениях начального, профессионального и среднего профессионального образования”, “О льготе на проезд на междугородном транспорте для отдельных категорий обучающихся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях”, постановление Верховного Совета “Об упорядочении платы за содержание детей в детских дошкольных учреждениях и о финансовой поддержке системы этих учреждений”, Закон “О социальном развитии села”. Важно понять: отмена перечисленных и многих других действующих законов будет означать лишь одно — никаких средств субъектам РФ для того, чтобы сохранить предусмотренные этими законами социальные гарантии, Минфин выделять не собирается, хотя все возможности для этого в бюджете страны есть. В 2001—2004 годах дополнительные доходы только федерального бюджета значительно превысят 800 млрд рублей, а, согласно заявлениям в печати министра финансов России А. Кудрина, Стабилизационный фонд правительства приблизился к 400 млрд рублей. Все это позволяет существенно увеличить бюджетное финансирование образования, заработную плату педагогических и других работников системы, социальные гарантии для обучающихся.

Однако продолжим “расстрельный” список законов, “приговоренных к ликвидации”. В их число входит и Федеральный закон “О сохранении статуса государственных и муниципальных образовательных учреждений и моратории на их приватизацию”. На заседании Правительства министр финансов А. Кудрин “озвучил” предложение приватизировать все бюджетные организации, в которых внебюджетные доходы превышают 50 процентов. Если команда будет исполнена, под приватизацию попадут большинство ведущих вузов, научных и медицинских организаций, почти все национальное достояние России, включая МГУ, Большой театр и Эрмитаж.

Не лучше, если не хуже, предложения Минфина, касающиеся внесения изменений в действующие законы. Так, из Закона РФ “Об образовании” предлагается исключить:

— положения о Федеральной программе развития образования (пп. 2, 3, 4 ст. 1). Через ФПРО прошла, между прочим, основная часть компьютеризации сельской школы;

— статью 40 “Государственные гарантии приоритетности образования”, что является гигантским шагом к вытеснению бесплатного для гражданина образования платным;

— статью 44 “Материально-техническая база образовательного учреждения”;

— гарантии права граждан на получение образования в негосударственных школах (п. 4 статьи 5, пп. 6 и 7 статьи 41);

— положение, согласно которому средние ставки педагогов в образовании должны быть выше средней заработной платы в промышленности (пп. 2, 3, 4 статьи 54). Это заставляет интеллигенцию оставить надежду на нормальную зарплату, по крайней мере, при данном Правительстве и Президенте.

Стоит заметить: правительственный законопроект направлен на разрушение не только социальных (гарантирующих социальные права обучающихся и педагогов), но и либерально-демократических (в частности, гарантирующих экономическую самостоятельность образовательных учреждений) норм действующего образовательного законодательства. Законопроект нельзя назвать ни социальным, ни либеральным. Его квинтэссенция и пафос – торжество псевдорыночной бюрократии, пережившей революции и контрреволюции, невиданный экономический кризис и новый нефтяной бум, период “демократии без берегов” и возвращения к разного рода “вертикалям”.

Есть все основания утверждать, что правительственный законопроект представляет собой попытку радикального антиконституционного переворота в социальном строе общества. Систему социальной защиты, созданную в советский период и в первые годы послесоветского периода, предполагается не реформировать постепенно, но “отменить” мгновенно, с 1 января 2005 года, лишь в ничтожной части заменив ее новой, никак и никем не апробированной системой.

Это попытка переворота антиконституционного, так как предложенный законопроект совершенно очевидно противоречит следующим статьям Конституции:

— статье 7, определяющей Россию как социальное государство;

— части 2 статьи 55, запрещающей принимать в стране законы, ограничивающие права и свободы граждан;

— статьям 7 и 37, обязывающим устанавливать единую для страны минимальную зарплату;

— статье 114, обязывающей Правительство проводить единую федеральную социальную политику, в том числе в области образования и науки;

— статье 43, требующей устанавливать федеральные образовательные стандарты (поскольку финансовая ответственность за школу и ПТУ полностью “сбрасывается” в регионы, установление таких стандартов оказывается невозможным), и др.

В постсоветские годы все эти предложения неоднократно вносились в парламент, но лишь частями и никогда в едином “пакете”. Уверен: в любом из так называемых цивилизованных государств подобный законопроект вызвал бы массовые акции протеста, а в странах типа Италии или Франции — всеобщие забастовки. Видимо, в ближайшее время выяснится, действительно ли появилось в России гражданское общество, о котором так много говорят в печати и с “высоких трибун”…

ПРАЗДНИК АНТИКУЛЬТУРЫ

Александр АБРАМОВ, член-корреспондент Российской академии образования

Реформа образования… Первое, что бросается в глаза, — принципиальное расхождение с законом. Согласно Конституции, Россия — демократическая страна, а следовательно, и решения, затрагивающие интересы практически каждого, не могут приниматься в тени кабинетов. Вопиющая нищета системы образования (и далеко не только ее)

входит в явное противоречие с тезисом о социальной ориентированности государства Российского. Да и лихие “широкомасштабные эксперименты” в образовании (заслужившие в фольклоре ласковое название “Ширмаг”) несколько противоречат статье Конституции о недопустимости экспериментов над людьми.

ИЗВЕСТНО, ЧТО философии образования развиваются в определенном культурно-историческом контексте. Так, начиная с XIX века в Российской империи система образования основывалась на философии, выраженной краткой формулой: “Самодержавие. Православие. Народность”. В СССР следование марксистско-ленинской философии определило цель — воспитание строителя коммунизма. Эти примеры весьма поучительны. Вопреки поставленным целям многие миллионы людей не восприняли философию и идеалы, на которых их весьма интенсивно воспитывали: произошли революции 1917 и 1991 годов. Как видим, историческая цена запаздывания с разумной сменой парадигмы образования весьма высока.

Обратимся к проблемам, требующим сегодня глубокого осмысления.

1. В ХХ веке в сфере образования произошли гигантские изменения. Массовость образования выросла на порядки. Происходят быстрые перемены в быту и жизненном укладе вследствие продолжающейся научно-технической революции. В отличие от предшествующих времен вся Земля стала местом обитания современного человека, который активно передвигается по планете в течение жизни. Резко возросли скорость и объем информационных потоков, скорость социальных процессов, что предъявляет большие требования к скорости и обоснованности принятия решений, к способности ориентироваться в окружающем мире. Весьма существенно и то, что семья и школа перестали быть единственными центрами воспитания и обучения: формирующая личность образовательная среда резко расширилась и изменилась с появлением радио, ТВ, Интернета.

Очевидно, что в этих обстоятельствах система образования должна кардинально меняться. Каким образом? Зачем учить? Кому учить? Как учить? Вопросы, пока не имеющие ясных, убедительных ответов.

2. С появлением Всемирной компьютерной сети у человека впервые появился мощный конкурент: и память, и скорость выборки информации у сети несравнимо выше, чем у человека. Конкурировать по этим параметрам с сетью бессмысленно. Но тогда естественно развивать те способности человека (недостижимые пока машиной), которые в союзе с сетью усиливают его творческие возможности. Очевидно, что к таким качествам относятся фантазия, искусство планирования и дробления задач, стратегическое мышление. Но в целом требуются глубокие исследования, и в том числе философское осмысление проблемы “Человек и машина”.

3. Еще в 1970 году лауреат Нобелевской премии по физике П. Л. Капица высказал следующую мысль. В XX столетии в истории человечества произошло большое событие — резко возросла производительность труда, у многих появилось свободное время, досуг. И есть громадная опасность деградации: человечество может уйти в праздность, в алкоголь, наркотики и т. п. В качестве одного из средств борьбы с этими явлениями П. Л. Капица предлагал занятия наукой, начиная с раннего возраста. Понятно, что настоящими учеными станут немногие. Но размышления над тайнами мироустройства, самостоятельные маленькие достижения, увлеченность, радость познания и открытия способны придать смысл человеческой жизни, украсить ее. Эта гипотеза Капицы весьма злободневна сегодня.

4. Приведу, наконец, последний пример. Общепризнанно, что 11 сентября 2001 года произошло очень крупное и очень мрачное событие в истории человечества. Не осознано, однако, что это был день первого испытания нового вида оружия массового поражения. Оказалось, что всего несколько человек, должным образом обученных и “воспитанных”, будучи сцепленными с современной техникой, становятся решающим компонентом оружия массового уничтожения. Изобретено “педагогическое оружие”. Но отсюда вытекает, что чисто военных и политических средств для борьбы с новым мировым злом недостаточно. Необходимо “педагогическое антиоружие”. Неучет этого обстоятельства имеет трагические последствия. Подготовка камикадзе уже поставлена на поток… Жертв — тысячи.

Возвращаясь к суровой действительности, следует констатировать: философия, определяющая позитивное развитие системы российского образования на ближайшие десятилетия, отсутствует. К ней и не приступали. С одной стороны, это обусловлено отсутствием ясных и убедительных представлений о целях и путях развития страны. (Неясно даже, как обогнать Португалию к 2050 году.) С другой стороны, построение сколько-нибудь разумной системы оснований требует и интенсивной работы многих людей различных специальностей (проблема имеет комплексный характер), и серьезных дискуссий. Но вопреки известному правилу “Бойтесь простых решений”, вопреки здравому смыслу стратегия подменена скоропалительными, явно непродуманными, весьма затратными мероприятиями (типа ЕГЭ, ГИФО, стандартов и т. п.), к тому же весьма халтурно реализованными. Удивительным образом главными идеологами и разработчиками в сфере образования стали политики и экономисты, сотворившие “русское чудо” в 90-е годы. Результат впечатляет… Но не вдохновляет.

Почему это стало возможным? Сегодня господствует неформулируемая, явно тривиальная концепция: “Есть лишь один светлый путь развития России — либерально-экономический. Будем все делать, как на Западе, — и будем жить, как на Западе”. При этом странным образом забывается, что история развития процветающих ныне стран была весьма болезненной и длительной, что в основе их успехов — гигантский труд. Забывается, что модели развития различных стран существенно отличаются, причем выбор осуществлялся с учетом особенностей национальных культур, специфики, исторических обстоятельств.

Судя по распределению финансовых потоков и ценам на труд, сегодня решительно ненужными оказались представители подавляющего большинства профессий — учителя, врачи, ученые, работники культуры и т. д. и т. п. Не нужны и сотни тысяч высококвалифицированных специалистов, выехавших за рубеж. Соответственно не нужны школы, больницы, научные институты, библиотеки, влачащие жалкое существование. Не нужны и дипломы о высшем образовании: большинство выпускников работают не по специальности.

К категории “ненужных вещей” отнесены достижения великой русской культуры. Звание самой читающей страны мира утрачено. Тиражи классической литературы устремились к нулю, а цены для многих недоступны. На фоне разворачивающейся “битвы за патриотизм” приходится прилагать немалые усилия на родине Чайковского, чтобы послушать классическую музыку. Праздник антикультуры.

Список “ненужных вещей” можно продолжать долго. Список современных “умных людей” не нуждается в комментариях. С ним мы знакомимся ежедневно на страницах газет и журналов, в светской хронике, в передачах ТВ, превратившихся в конвейер по производству видеоматериалов к многотомному уголовному делу. Подтверждается старая истина: известность человека обратно пропорциональна приносимой им общественной пользе. Замечу лишь, что и российские чиновники катастрофически поумнели. Количество защищенных ими кандидатских и докторских диссертаций, академических званий растет с безумной скоростью. Будучи несколько лет членом комиссии по присуждению президентских и правительственных премий в области образования, я обратил внимание на необычайно высокий процент лауреатов-чиновников. Талантливые люди!

Невольно возникает вопрос: долго ли это может продолжаться? Думаю, недолго. По двум причинам.

Во-первых, вопиющее неравенство в положении немногих “допущенных” к общественному пирогу и “опущенных”, составляющих большинство, создает крайне нестабильную социальную ситуацию. С этим нельзя не считаться.

Во-вторых, на глазах нарастает такое грозное явление, как кадровая деградация. Невостребованность многих профессий, старение кадров, отсутствие притока молодых приведут к полному кадровому провалу уже через 3—5 лет. И с этим тоже нельзя не считаться.

Следовательно, решительная и оперативная смена курса (и не только в образовании) необходима. Пора возвращаться к здравому смыслу. Если, конечно, мы не хотим, чтобы Россия превратилась в музей русской культуры под открытым небом.

РЕФОРМА ФИНАНСИРОВАНИЯ БЮДЖЕТНИКОВ ГРОЗИТ ОБВАЛОМ ОБРАЗОВАНИЯ

За последние 15 лет мы пережили несколько образовательных реформ. Нынешняя по своим масштабам и последствиям – беспрецедентна. О последних правительственных инициативах мы беседуем с

Владимиром Лившицем, Cекретарем ЦК Профсоюза работников народного образования и науки РФ.

— Владимир Борисович, Профсоюз работников образования неоднократно высказывал жесткую критику в адрес последних правительственных инициатив. Вроде бы речь идет о наведении порядка в вертикали власти, а на самом деле…

— …А на самом деле, если оценивать, что делает Минфин, то это не перераспределение полномочий, а снятие с федерального центра ответственности за финансирование социальной сферы. Например, что означает запись в законе: каждый муниципалитет имеет право устанавливать объем системы оплаты труда исходя из своих финансовых возможностей? Для отечественной школы в этом случае неизбежно разрушение единого образовательного пространства, потому что один муниципалитет более обеспеченный, другой — менее обеспеченный, и каждый будет платить учителям исходя из своих финансовых возможностей.

Это вообще нонсенс, потому что в прошлом году Законом “О внесении изменений и дополнений в отдельные законодательные акты РФ в части финансирования образовательных учреждений” было установлено, что затраты на зарплату педагогам финансируют субъекты Федерации. После того как закон вышел, достаточно резко снизилась задолженность по заработной плате, то есть удалось наконец-то навести в этом порядок. Сейчас мы в какой-то степени возвращаемся к прежнему.

Откуда уши растут — понятно: берется калька с Запада и переносится в родные палестины. Но при этом не учитывается то, что у них гораздо стабильней ситуация по финансовым возможностям местных образований по сравнению с нами. У нас около 80 процентов регионов дотационные, а в каждом субъекте большая часть муниципалитетов тоже бедные. В итоге деньги идут через централизованные источники, так называемую финансовую помощь. Изменения, которые ввели в Бюджетный кодекс и в Закон “Об образовании”, фактически снимают обязательства с тех, кто оказывает финансовую помощь. Крайним оказывается нижний уровень, который дотируется, условно говоря, от дотационного субъекта Федерации, и уж центр может поддерживать регион, а может и подумать.

Этот факт я не берусь оценивать политически. Но с точки зрения экономики перед нами далеко не лучшее решение. Оно просто неэффективно. Если мы хотим при наименьших затратах получить наибольшую отдачу и у нас денег немного, то потоки должны быть целевые. А мы сегодня устанавливаем правила игры с приоритетом в сторону центра.

— Вообще непонятна логика инициаторов преобразований: почему при таком количестве бедных в нашей стране неимущим пытаются навязать новые обязательства опять же в пределах этой бедности?!

— Посмотрите, что получается: у нас существует Типовое положение о школах, задан определенный уровень требований к качеству и объему педагогического труда. Все это устанавливается Федерацией сверху, а финансировать школу каждый муниципалитет будет по-своему. То есть еще резче будет размежевание на бедных и богатых. Но это же недопустимо!

Поэтому у ЦК профсоюза наиболее жестким было требование федеральных гарантий в области оплаты труда. У нас пока единое образовательное пространство. Образование реализует конституционные гарантии, а они установлены не муниципалитетом, а центром. Значит, механизмы оплаты труда должны быть общефедеральными, а не муниципальными.

Кроме того, в последних правительственных инициативах кроме решения вопросов, связанных с перераспределением полномочий, появился ряд, прямо скажем, странностей. В частности, затрагиваются вопросы хозяйственной самостоятельности учреждений образования. Этот шаг просто нелогичен! Во-первых, он не относится к теме закона; во-вторых, он при нашей ресурсной бедности еще больше уменьшает объем средств, потому что возникают дополнительные сложности в организации внебюджетной деятельности.

— В такой ситуации нельзя не подать голос в защиту либерализма…

— Я понимаю вашу иронию, но факт остается фактом. У Минфина есть такая концепция реструктуризации бюджетной сферы. Речь идет о мерах по ограничению хозяйственной самостоятельности, которые могут привести к уменьшению поступления внебюджетных средств. Зачем это делается? По одной простой причине — так проще. Условно говоря, “крестьянство” будет белым и черным. Белые — это бюджетные учреждения, которые находятся в системе жесткого субъектного финансирования. А черные — внебюджетники, которые получат “волю” в обмен на полный отказ от ответственности государства за их финансирование.

— Возникает вопрос: а как же вузы, где есть бюджетные места? Как они теперь будут?

— Недавно один из наших деятелей образования хорошо сказал: давайте представим, что будет, если я вместо себя оставлю на год финансового директора. Да, показатели по финансированию сначала поползут вверх, но потом наступит крах всей организации. Так как кроме финансовых показателей существуют условия для функционирования самой системы, ее развития.

Подходы Минфина сейчас чисто “бухгалтерские”. Вроде бы финансово они наводят порядок, но какие социальные последствия за собой несут эти законы, какие условия возникнут для развития образовательной отрасли, этого никто не просчитывал. Иногда в печати проскальзывает мнение: будет хуже, но будет порядок. Но кому он нужен, такой порядок?!

Говорят: ситуация с внебюджетными средствами может приводить к злоупотреблениям. Так давайте бороться с нарушениями законности, а не с системным финансированием! Причем тут перераспределение полномочий?! Если решается вопрос об экономических механизмах отрасли, то надо рассматривать образование системно и обязательно с учетом возможных негативных последствий. А пока потихоньку ухудшаются условия для деятельности бюджетных учреждений именно в хозяйственной области. В качестве выхода предлагается такой вариант: вы меняете организационно-правовую форму, становитесь некоммерческими организациями или еще какими-либо, но субсидиарной ответственности государства при этом не будет.

Правильно ли это? Да, сегодня есть структуры, которые оказывают сервисные услуги в системе образования. Это нормально. Фактически это юридические лица, которые в условиях рынка будут развивать качественные услуги. Но мы говорим не о сервисе, а о конституционных образовательных гарантиях.

— Некоторые СМИ, похоже, ошибочно утверждают, что нынешние “летние преобразования” — это широкомасштабная либеральная реформа. Но либерализм, насколько я представляю, наоборот, предполагает некую цветущую сложность?

— Никакой цветущей сложности вы не увидите. Напротив, Минфин идет по пути упрощения схемы финансирования. Вернее, не упрощения даже, а стандартизации. Причем все время с одним креном: уменьшение нагрузки на федеральный госаппарат, уменьшение ответственности федерального бюджета и всех других уровней бюджета за финансирование социальной сферы.

Вообще, не могу не вспомнить нашего политического классика: “Хотели как лучше, а получилось как всегда”. Социально значимая цель реформы декларируется вроде бы благая — создание гражданского общества. Путь к нему — появление более оптимальных экономических моделей финансирования. Но, во-первых, нельзя все бюджетные отрасли стричь под одну гребенку. Одно дело — пожарная часть, другое дело — школа, а тем более вуз. Одно дело — социальные работники, другое дело — преподаватели. Но монетаристы никакой разницы не видят.

Не могу не сказать и еще об одном последствии этих реформ — развитии платности образования. Потому что если правительство предлагает изменение организационно-правовых форм и вместо учреждений появятся коммерческие или некоммерческие организации (смысл их существования — получение доходов), хотим мы того или нет, здесь идет речь о развитии глубоко рыночных механизмов.

— Так ведь это благое дело, говорит нам Минфин…

— Рыночные механизмы и решение вопросов о равном доступе к качественному образованию — это вещь несовместная. Это знает любой грамотный менеджер. Это одно и то же, как ходить по потолку и думать, что ты идешь по земле.

Конечно, для Минфина важно оптимизировать расходы, исключить возможность каких-либо хищений из казны.

— Не с тех начали.

— Да, но кроме Минфина у нас есть другие ведомства, и социальные министерства должны при этом сами анализировать, что предлагает Минфин, иметь право голоса на то, чтобы блокировать определенные решения. А если мы дадим карт-бланш Минфину и скажем: “Ребята, действуйте так, как вы считаете нужным”, то начинается бухгалтерский подход. Возьмем социальные льготы. Сейчас сельские учителя лишаются тех привилегий, которые у них были. Из Закона об образовании фактически выбрасываются все разделы, которые давали возможность социальных льгот для преподавателей и обучающихся. Причем по контексту можно подразумевать, что теперь эти льготы будут предоставляться на месте. Но возникает вопрос: кто обязал субъект Федерации предоставлять эти льготы? А главное, за счет чего он будет их давать?! Кстати говоря, мало того, что у них нет денег, у них нет и правовой базы, чтобы поддержать эти льготы.

Говорят: “Мы же перераспределяем налоговые источники”. Замечательно! Но налоговые источники перераспределяются сами по себе, а мандаты сбрасываются “вниз” параллельно.

Цель правительства понятна — заставить субъекты и муниципалитеты увеличивать свою доходную базу. Извините, но почему это должно делаться на костях образования?! Не знаю, вырастут ли сильно доходы, но то, что мы этими вещами можем разрушить систему образования, лишим ее возможностей для развития, — это точно. И в результате плохо будет не только учителям, но и всему населению.

Сегодня зарплата в социальной сфере более чем на 50 процентов отстает от зарплаты сферы народного хозяйства. Здесь, наоборот, нужна федеральная политика повышения оплаты труда!

— Понятно, что учительский корпус в ходе этих реформ просто деградирует. Но наши реформаторы видят спасение в том, что в ходе коммерциализации появятся частные школы, они-то и дадут хорошее образование.

— Есть мировой опыт: чем выше развитие страны, тем уровень платности населения за образовательные услуги ниже. Мы по нашим доходам на душу населения относимся к третьей группе стран (с умеренно низкими доходами). А объем платности образовательных услуг у нас как в самых беднейших странах четвертой группы. Здесь мы переплюнули всех. Мы уже достигли максимума по привлечению средств населения в образование. Большого притока ожидать здесь не приходится. У нас уже более 50 процентов студентов обучаются за плату.

На Западе есть система фондов, которая позволяет поддержать тех способных молодых людей, которые не имеют возможности платить за образование. Но у нас этой инфраструктуры нет — мы не решили вопрос по образовательному кредиту, у нас законодательно не проведены предложения по возвратным субсидиям, по госзаказу… То есть у нас, как всегда, телега впереди лошади. И в результате равенство доступа к качественному образованию может быть нарушено еще больше.

— Вопрос о приватизации образовательных учреждений как-то потонул в общем гуле нынешней общественной борьбы…

— Между тем опасность развития этой тенденции достаточно высока. В ряду законодательных “хитов” этого лета есть и такой: “Об отмене моратория на приватизацию”. В моратории есть пункт, который мешает передаче ссузов и ПТУ на региональный уровень. Ну так давайте отменять эту позицию, зачем отменять весь закон? Он же был принят после того, как мы потеряли очень значительную долю дошкольных учреждений, часть школ.

Сегодня у нас демографическая яма, фонды в какой-то степени высвобождаются. Но потом-то пойдет рост, а утраченного уже не вернешь.

— Итак, правительство “давит”, а народ — безмолвствует. Громкого протестующего голоса учителей мы не слышим.

— Мы их не слышим, потому что пресса их не слышит. А СМИ наши не слышат педагогов, потому что у нас пресса независима от народа. Акция протеста учителей прошла во всех регионах России. Но ни по телевидению, ни по радио — об этом ни слова. Но я думаю, что и депутаты, и руководство страны знали о реакции учителей.

Главная новость страны и по нынешний день — скандал с Киркоровым, смакование его грубостей. А что в это время идет коренное изменение системы финансирования образования и вообще бюджетной сферы, это для всего населения пресса сочла неважным. Так что снижение интеллектуально-образовательного уровня нашего общества — налицо. То ли еще будет…

Виктор БАРХАТОВ:

“КАКОВЫ ПАСТЫРИ, ТАКОВО И СТАДО”

Доступность, эффективность, качество — это бумажные замки, которые строят разработчики реформы образования в своих основополагающих документах. А в жизни? Что нас ждет в жизни? О том, каким быть отечественному образованию, мы беседуем с Виктором Бархатовым — деканом факультета экономики и управления Южно-Уральского госуниверситета, заведующим кафедрой экономической теории и мировой экономики, доктором экономических наук, профессором. Наш разговор начался с темы крайне болезненной — нарастающей коммерциализации образования, особенно в высшей школе.

— Я бы к этому вопросу несколько по-иному подошел. На мой взгляд, бесплатного образования в России не существует. Это с позиций социального контекста мы так рассуждаем. Но если образование стало услугой, то оно имеет определенную цену. Вопрос только в том, кто за эту услугу должен платить. Государство, население или потребитель этой услуги.

Очевидно, что сейчас возникло противоречие между формами организации высшего образования и рыночными условиями, в которых находится страна. У нас есть один постулат, который не тождествен сложившейся ситуации. Он сводится к тому, что у нас здравоохранение и образование являются социальной функцией.

Но люди должны понять: образование и здравоохранение — это социальные функции государства, но никак не тех, кто сегодня поставляет на рынок эти услуги! Первое, что концептуально необходимо решить, это видоизменить ту социальную форму, в которой у нас находятся здравоохранение и образование. Создается парадоксальная ситуация: у нас банкиры и промышленники приходят в вуз, отбирают для своих коммерческих структур рабочую силу и при этом ни копейки не платят тем, кто готовил этих специалистов. Это справедливо?

Другая ситуация — сегодня очень изменилось субъектное поле на рынке образовательных услуг. Если раньше таким субъектом было государство и оно по праву владения учебным заведением присваивало интеллектуальный труд преподавателя, то теперь на образовательном поле присутствует государство как заказчик услуги и как владелец определенного имущества, преподаватель как носитель интеллектуальной собственности — он создает эту услугу, менеджеры, занимающиеся образованием, бюрократия, которая в какой-то мере решает проблемы поддержания государственного статуса учебных заведений. Мы вот говорим: государственный диплом. Но ведь от государства в высшем образовании ныне остался только стандарт! И старое имущество — здания, сооружения, книги. Все остальное уже ушло. Сегодня диплом — это тот интеллектуальный капитал, который есть в университете. Выше интеллектуальный капитал — выше диплом. То есть если мы поймем, что образовательная услуга — это точно такой же товар, как любая другая услуга, и что это товар, создающийся в процессе производства, мы и концептуально совершенно по-иному будем решать эти вопросы.

Образование должно быть платным, а государство, если оно решает оказывать какую-то социальную поддержку населению, пусть ищет форму этой поддержки.

— Например, ГИФО — государственные именные финансовые обязательства…

— Скорее, кредит. Это была бы лучшая форма, чем ГИФО. Кредит как система возмездного оказания услуги и последующей оплаты. Потому что ГИФО экономического содержания не имеет. Это чисто бюрократическая уловка — переходная форма платного образования, не решающая никаких проблем финансирования в образовании.

Но нам нужно прежде всего решить, в каком виде, в каких пропорциях государство оказывает поддержку образованию и населению, а с другой стороны, нужно жестко разделить, кто какой продукт создает и какая доля дохода ему приходится.

Люди не равны от рождения, у всех разные способности. Но у каждого человека должна быть возможность купить любую образовательную услугу. Другое дело, какое количество знаний усвоит студент — это зависит от его интеллектуальных способностей. А оценит специалиста рынок — он либо отторгнет его, либо примет.

— Смысл образования, на мой взгляд, состоит не в том, чтобы выучиться и подороже продаться… Но как же нам все-таки рыночную модель соотнести с нашими условиями, сделать так, чтобы для большинства населения реформы в образовании были менее болезненными?

— Я с вами согласен, что образование, его составляющие не сводятся к деньгам, к экономическим проблемам. Но дело в том, что в рамках переходной экономики деньги невольно выходят на первое место. Главный вопрос нынешнего дня: кто будет платить? И то, о чем вы меня спрашиваете, это не проблема высшей школы. Это проблема государства.

Если государство высшей школе будет платить, любой профессор за достойную зарплату будет, как и при социализме, обучать студентов.

— Но государство, похоже, вовсе и не собирается платить…

— Да, проблема в том, что образование сегодня не стало той инновационной сферой, куда правительство вкладывает средства. Государство требует высококачественных специалистов, но денег для достижения этой цели не дает. Поэтому ваш вопрос о коммерциализации образования нужно адресовать не мне, а государству.

Мы по старинке все еще видим наше государство социальным, а оно уже давно таковым не является. Это государство олигархии. А олигархия не заинтересована в социальной функции. Обратитесь к концепции образования, которая была принята на период до 2010 года. Сначала там было записано, что 4,5 процента валового внутреннего продукта пойдет на образование. При утверждении концепции в правительстве эта цифра исчезла. Остались только слова: тратить на образование, исходя из потребностей общества. Вот государство и тратит… И тут же раздаются голоса: а зачем нам столько юристов, экономистов?

— Действительно, зачем?

— Многие не понимают (или не хотят понять), что люди зачастую получают второе образование по этим специальностям, чтобы повысить свой образовательный ценз. Основная либеральная идея — развитие среднего и малого бизнеса. Это невозможно без экономических и юридических знаний. Да, люди, получающие второе образование, естественно, должны учиться за деньги. А что касается вчерашних школьников — вот где должна вырасти социальная функция государства! Государство, формируя элитное образование, опосредованно решает и социальные проблемы населения.

Кстати говоря, наше бедное население будет платить за образование, если государство будет вести более динамичную политику — без дефолтов, падения рубля, инфляции и т. п. Тогда, удовлетворив свои потребности в пище, в одежде, население будет вкладывать средства в образование. Образование не эластично — как только возникают какого-либо рода потрясения, часть населения уходит из этой сферы в систему первоочередного потребления. Как говорится, не до жиру, быть бы живу.

Образование — инновационная сфера. Будем вкладывать в эту сферу — получим рост национального дохода. Практика показывает — производство дает одну часть валового дохода, а 3/4 дает интеллектуальная деятельность. И все страны, которые решают проблемы переходных экономик, делают ставку на образование, на рост интеллектуального продукта.

Многие вещи зависят от экономического пространства и тех субъектов, которые в нем работают. И здесь опять возникает проблема образования. Насколько образование сумеет воспитать новую экономическую идеологию, насколько образование позволит человеку в будущем адаптироваться в экономической среде, насколько он будет психологически готов нести бремя определенных расходов, тягот по решению каких-то национальных проблем, настолько это и ускорит переход нашего государства на путь цивилизованных, развитых стран. Это все зависит от людей, от их психологии, от их экономического поведения, мировоззрения. Сегодня золотой запас высшей школы — преподавательские кадры, профессура. Эту проблему никто никогда не поднимает — говорят о студентах, о стипендиях, о социальной незащищенности и проч. Но кто порождает и множит в высшей школе интеллект? Профессорско-преподавательский состав.

Поэтому, определяя место нашего государства в мире, нужно решить определенные качественные проблемы этих носителей интеллектуального потенциала. Не будет этот вопрос решен — уйдет нынешнее поколение, и страна будет обречена. В принципе Россия до сих пор и продолжает развиваться лишь потому, что остались научные школы, еще есть интеллектуальный потенциал, который не позволяет государству деградировать полностью. Эти “точки роста” есть в НИИ, высшей школе, в различных научных кругах, они как бы смягчают деформацию. Если мы будем вкладывать в высшую школу, я думаю, что государство постепенно свои проблемы решит. Потому что все развитые структуры — фирма ли, компания, государство — сегодня зависят от интеллектуального потенциала. Есть интеллектуальный потенциал — государство процветает. Нет — прозябает и деградирует. И самое главное для нас сейчас — не допустить маргинализации ученого мира.

— И все-таки дело идет к тому, что территория бесплатного образования будет таять…

— Очень важно, как и в каких формах это будет происходить. Образование — это категория нравственная, духовная. И поэтому бизнес здесь, безусловно, должен быть нравственным. Мы сегодня за очень низкую цену готовим специалистов на полностью дотационных территориях. Часть интеллектуального капитала мы просто даром туда отдаем. И наши выпускники уезжают в Тюменскую область, в Сибирь, устраиваются, находят работу.

Интеллигенция — носитель нравственности и интеллекта в обществе. К сожалению, она у нас не всегда оказывается на высоте своей миссии. И то, что мы имеем такие реформы, это большая вина интеллигенции. Что рабочий? Рабочий не решает какие-то проблемы концептуально. Другое дело — крупные экономисты, политики, философы, ученые, писатели. Они формируют образ мира, образ образования. Программируют будущее нации, государства. Так что каковы пастыри, таково и стадо…